Изменит ли COVID-19 науку? Прошлые пандемии предлагают подсказки

Шестнадцать месяцев пандемии казались дезориентирующими и тяжелыми, но в отношении всей истории человечества COVID-19 знаменует собой еще один переломный момент. Эпидемии на протяжении веков меняли устои человечества, сея панику и убивая миллионы, вне зависимости от того, была ли виновата чума, оспа или грипп. И когда инфекция утихает, ее яркие отпечатки обязательно остаются на жизни общества, некоторые из них недолговечные, а некоторые устойчивые. И каким окажется коронавирус- покажет только время.

К сожалению, COVID-19 все еще с нами, особенно за пределами тех стран, которые сейчас пользуются плодами широко распространенной вакцинации. Тем не менее, поскольку пандемия входит в другую фазу, ученые задаются вопросом: "Как же коронавирус может повлиять на будущее науки? Как ученые ориентируются в этих водах и в каком направлении они выбирают плавание?"

Хотя прошлое не может предвещать будущее, многовековая история эпидемий показывает, как разворачиваются изменения.

«Историки часто говорят, что эпидемия обнажает скрытые линии разломов», - говорит Эрика Чартерс, историк медицины из Оксфордского университета, изучающая, чем эпидемии заканчиваются. "Но как мы ответим, зависит только от нас. Когда мы спрашиваем:« Как эпидемия меняет общество?» это говорит о том, что в этой болезни есть что-то, что будет направлять нас в новую реальность. Но нужно помнить, болезнь не действует так, как люди. Она более непредсказуема»,- резюмирует Чартерс.

Прошлые эпидемии побудили ученых и врачей пересмотреть все: от их понимания болезней до способов общения. Одной из наиболее изученных считается бубонная чума. Она поразила Европу в конце 1340-х годов как Черная смерть, а затем спорадически поражала некоторые части Европы, Азии и Северной Африки в течение следующих 500 лет. Вызванная бактериями, передающимися через укусы инфицированных блох, характерными признаками чумы были гротескно увеличенные лимфатические узлы, судороги и органная недостаточность. Города были бессильны против ее распространения. В 1630 году погибла почти половина населения Милана. Только в Марселе во Франции в 1720 году умерло 60000 человек. Однако простая запись этих цифр подчеркивает, как медицина переориентировалась перед лицом чумы.

До Черной смерти медицинские писатели обычно не классифицировали отдельные заболевания, а вместо этого часто представляли болезнь как общее физическое нарушение равновесия.

«Болезни не были фиксированными сущностями», - пишет Фрэнк Сноуден, историк медицины из Йельского университета, в своей книге «Эпидемии и общество: от черной смерти до настоящего времени». «В то время грипп мог превратиться в дизентерию и наоборот».

Годы чумы привели к более систематическому изучению инфекционных заболеваний и породили новый жанр писательского стиля: трактаты о чуме, начиная от содержательных брошюр о карантинах и заканчивая длинными каталогами потенциальных методов лечения. По словам Нюкхета Варлыка, историка медицины из Университета Рутгерса в Ньюарке, трактаты стали появляться по всему исламскому миру и в Европе.

«Это первое заболевание, о котором было написано в специальной литературе», - говорит Варлык.

Комментарии по конкретным заболеваниям были расширены и включали другие состояния, такие как сонная болезнь и оспа. Очевидно, что даже до изобретения печатного станка трактаты были общими. Трактаты об османской чуме часто содержали на полях заметки врачей, комментирующих то или иное лечение. Чума и более поздние эпидемии также совпали с развитием эпидемиологии и общественного здравоохранения как дисциплин, хотя некоторые историки сомневаются, что болезни всегда были их стимулом.

По словам Варлика, с 14 по 16 века новые законы в Османской империи и некоторых частях Европы требовали сбора данных о погибших во время эпидемий. Чума также ускорила разработку профилактических инструментов, включая отдельные карантинные больницы, меры социального дистанцирования и, к концу 16 века, процедуры отслеживания контактов, говорит Сэмюэл Кон, историк средневековья и медицины из Университета Глазго.

«Все эти вещи, которые многие люди считают очень современными разрабатывались и развивались много веков назад. Термин «инфекция» тогда получил широкое распространение, поскольку официальные лица и врачи пытались выяснить, как распространялась чума. Холера, вызванная бактерией в воде, опустошила Нью-Йорк и другие районы в 1800-х годах. Это привело не только к появлению новых методов санитарии, но и к созданию устойчивых учреждений общественного здравоохранения. Статистика доказала то, что уже было известно здравому смыслу: при любой эпидемии малейшие шансы на выживание имели те, кто жил в наихудших условиях», - написал в своей книге историк медицины Чарльз Розенберг, ныне заслуженный профессор Гарвардского университета в своей книге "Годы холеры: Соединенные Штаты в 1832, 1849 и 1866 годах".

Чтобы улучшить эти условия, в 1866 году в Нью-Йорке был создан Столичный совет здравоохранения. В 1851 году французское правительство организовало первую из серии Международных санитарных конференций, которые продлились почти 90 лет и помогли создать Всемирную организацию здравоохранения в 1948 г.

"Холера явилась стимулом для первых международных встреч и сотрудничества в области общественного здравоохранения», - говорит теперь Розенберг.

Тем временем попытки расшифровать болезнь продолжались: хотя в середине 1800-х годов врачи, считавшие микробы виновными, оставались меньшинством, болезнь "больше не была инцидентом в драме морального выбора и духовного спасения», а стала «следствием взаимодействия человека с людьми, его окружением», - написал Розенберг.

Блохи были идентифицированы как переносчики чумы во время глобальной пандемии в конце 1800-х - начале 1900-х годов, и с тех пор концепция насекомых как пере-носчиков болезней оказывает влияние на общественное здоровье и эпидемиологию.

Любопытная смесь запоминания и забвения является следствием многих эпидемий. Некоторые быстро исчезают из памяти, говорит Дэвид Барнс, историк медицины из Пенсильванского университета. По его словам, грипп 1918 года, в результате которого погибло около 50 миллионов человек во всем мире, но также был омрачен Первой мировой войной, является классическим примером забытого испытания. Можно было бы ожидать, что это будет революционная, преобразующая травма, но мало что изменится после нее. Не было ни огромных инвестиций в инфраструктуру общественного здравоохранения, ни гигантских денежных вливаний в биомедицинские исследования.

Хотя пандемия 1918 года действительно способствовала развитию новой области вирусологии, эти исследования продвигались медленно, пока в начале 1930-х годов не появился электронный микроскоп. А вот появление ВИЧ / СПИДа в 1980-х годах оставило сильное наследие, говорит Барнс. Новое поколение пациентов-активистов упорно боролось за собственное выживание, требуя быстрого доступа к экспериментальным методам лечения. В конечном итоге они выиграли битву, изменив политику в отношении последующих разрешений на лекарства. Но это произошло не из-за эпидемии как таковой, а из-за ущерба и гибели от СПИДа»,  утверждает ученый.

«Это были активисты, которые были организованными и настойчивыми, действительно превосходящими все, что когда-либо видело наше общество».

 

Именно через призму человеческого вмешательства Барнс и другие историки рассматривают потенциальное научное наследие COVID-19. Пандемия, как и ее предшественники, пролила свет на неприятные истины, начиная от воздействия социального неравенства на здоровье и заканчивая расточительством клинических испытаний и мизерными инвестициями в общественное здравоохранение.

Возникают вопросы о том, как поддержать лаборатории, которые были парализованы пандемией?  Что может ускорить уже происходящие изменения? Или наступит то, что Сноуден называет «социальной амнезией», подпитываемое желанием оставить пандемию позади? Ответы придут через десятилетия. Но именно сейчас ученые начинают их формировать. Да, мы живем в уникальный исторический момент, о котором будут рассказывать и через века, но подтолкнет ли этот момент к сильному толчку развития медицины, остается серьезным вопросом.